Сказка Приказчиковы подошвы

Приказчиковы подошвы - сказочника Бажова.Сказку можно читать детям онлайн, либо скачать к себе на телефон или компьютер в трех форматах fb2, txt, rtf. Больше произведений вы можете посмотреть в сборнике сказок в разделе Сказки Бажова



 

Сказка рекомендована для чтения детям 6 лет

Был в Полевой приказчик - Северьян Кондратьич. Ох, и лютой, ох и лютой! Такого, как заводы стоят, не бывало. Из собак собака. Зверь.
В  заводском  деле  он,  слышь-ко,  вовсе  не  мараковал,  а только мог человека  бить. Из бар был, свои деревни имел, да всего решился. А все из-за лютости  своей. Сколько-то человек до смерти забил, да еще которых из чужого владенья.  Ну  огласка  и  вышла,  прикрыть  никак невозможно. Суд да дело - Северьяна  и  присудили  в  Сибирь  либо на здешние заводы. А Турчаниновым - владельцам - такого убойцу подавай. Сразу назначили Северьяна в Полевую.
-  Сократи, сделай милость, тамошний народ. Ежели и убьешь кого, на суд тебя  тут  никто  не  потянет.  Лишь  бы  народ потише стал, а то он вон что вытворять придумал.
А  в  Полевой  перед  этим  старого-то  приказчика  на  калену болванку посадили,   да   так,   что   он  в  одночасье  помер.  Драла,  конечно,  за приказчика-то. Только виноватого не нашли.
-  Никто  его  не  садил. Сам сел. Угорел, может, либо затменье на него нашло.  Хватились  поднять его с болванки, а уж весь зад до нутра испортило. Такая, видно, воля божья, чтоб ему с заду смерть принять.
По  этому  случаю  владельцам  заводским  и понадобилось рыкало-зыкало, чтобы народ испужать.
Вот  и  стал убойца Северьян нашим заводским приказчиком. Он, слышь-ко, смелый был, а все ж таки понимал - завод не деревня, больше опаски требует.
Народ,  вишь,  завсегда  кучкой,  место тесное, да еще у огня. Всякий с орудией  какой-  нибудь... Клещами двинуть может, молотком садануть, сгибнем либо  полосой  брякнуть,  а то и плахой ахнуть. Очень даже просто. Могут и в валок либо в печь головой сунуть. Угорел-де, подошел близко, его и затянуло. Поджарили же того приказчика.
Северьян  и  набрал себе обережных. Откуда только выкопал! Один другого могутнее  да отчаяннее. И все народишко - откать последняя. Братцы-хватцы из шатальной волости. С этой оравой и ходил по заводу. Впереди сам идет. В руке плетка  в  два  перста толщиной, с подвитым кончиком. В кармане пистолет, на четыре ствола заряженный. Пистончики надеты, только из кармана выдернуть. За Северьяном  шайка идет. Кто с палкой, кто с саблей, а кто с пистолетом тоже. Чисто в поход какой срядился.
Первым делом уставщика спрашивает:
- Кто худо робит?
Тот  уж  знает,  что  ладно  про  всех  сказать  нельзя, сам под плетку попадешь - потаковщик-де. Вот и начинает уставщик вины выискивать. На ком по делу,  на  ком  -  понасердке,  а на ком и вовсе зря. Лишь бы от себя плетку отвести.  Наговорит  так-то  на  людей,  приказчик и примется лютовать. Сам, слышь-ко, бил. Хлебом его не корми, любил над человеком погалиться. Такой уж характер имел. Убойца, однем словом.
В  Медну гору сперва все ж таки не опущался. Без привычки-то под землей страшно,  хоть  кому  доведись.  Главная  причина  -  потемки,  а  свету  не прибавишь. Хоть сам владелец спустись, ту же блендочку дадут. Разбери, горит она  али  так  только  вид  дает.  Ну,  и мокреть тоже. И народ в горе вовсе потерянный.  Такому  что  жить,  что умирать - все едино. Безнадежный народ, самый  для  начальства  беспокойный.  И про то Северьян слыхал, что у Медной горы  своя  Хозяйка  есть.  Не любит будто она, как под землей над человеком измываются.  Вот  Северьян  и  побаивался.  Потом  насмелился. Со всей своей шайкой  в  гору  спустился. С той поры и пошло. Ровно еще злости в Северьяне прибавилось.  Раньше  руднишных  драли  завсегда наверху, а теперь нову моду придумали. Приказчик плетью и чем попало прямо в забое народ бьет. Да каждый день в гору повадился, а распорядок у него один - как бы побольше людям худа сделать.  Который  день много народу изобьет, в тот и веселее. Расправит усы свои, да и хрипит руднишному смотрителю:
- Ну-ко, старый хрыч, приготовь к подъему. Пообедать пора, намахался.
С неделю он так-то хозяевал в горе. Потом случай и вышел. Только сказал руднишному  смотрителю  -  готовь  к  подъему, - вдруг голос, да так звонко, будто где-то совсем близко:
- Гляди, Северьянко, как бы подошвы деткам своим на помин не оставить!
Приказчик схватился:
-  Кто  сказал?  -  Повернулся  на  голос, да и повалился, чуть ноги не переломал.  Они  у  него  как прибитые стали. Едва от земли оторвал. А голос женский.  Сумление  тут  приказчика и взяло, а все ж таки виду не оказывает. Будто  ничего не слыхал. Северьянова шайка тоже молчит, а видать - приуныла. Эти сразу сметали - сама погрозилась.
Вот  ладно.  Перестал  приказчик  в  гору  лазать.  Вздохнули  маленько руднишные,  только  ненадолго.  Приказчику,  вишь, стыдно; вдруг рабочие тот голос  слышали да теперь и посмеиваются про себя: струсил-де Северьян. А это ему  хуже  ножа, как он завсегда похвалялся - никого не боюсь. Приходит он в прокатную, а там кричат:
-  Эй,  подошвы  береги! - Это у них присловье такое. Упредить, значит, кто зазевался. А приказчик свое думает:
"Надо  мной  смеются". Шибко его тем словом укололо. Не стал и человека искать,  который про подошвы кричал. Даже никого на тот раз не избил, а стал посередке прокатной, да и говорит своей-то ораве:
- Что-то мы давненько в горе не были. Надо там за порядком доглядеть.
Спустились  в  гору.  И такая на приказчика злость накатила, как еще не бывало.  Походя всех лупит. Все ему показать-то охота, что никого не боится. И вот опять тот же голос:
-  Другой  раз,  Северьянко,  тебя  упреждаю. Пожалей своих малолетков. Подошвы им только оставишь!
Приказчик на голос повернулся и повалился, как и тот раз. Ноги от земли оторвать  не может. Глядит, а они чуть не на вершок в породу вдавились, хоть каелкой отбивай.
Вырвал  все ж таки, только сапоги спереду оскалились - подошвы отстали. Притих  приказчик,  а как наверх поднялись, опять осмелел. Спрашивает своих- то:
- Слыхали что? в шахте?
Те говорят:
- Слыхали.
- Видели - как ноги у меня прилипли?
- Видели, - отвечают.
- Как думаете - что это?
Ну, те мнутся, понятно, потом один выискался и говорит:
- Не иначе, это Медной горы Хозяйка тебе знак подает. Грозится вроде, а чем - непонятно.
-  Так  вот,  -  говорит Северьян, - слушайте, что я скажу. Завтра, как свет,  в  гору приготовьтесь. Я им покажу, как меня пужать да бабенку в горе прятать. Все штольни-забои облазаю, а бабенку ту поймаю и вот этой плеткой с пяти раз дух из нее вышибу. Слышали?
И дома перед женой этак же похваляется. Та, женским делом, в слезы.
- Ох да ах, поберегся бы ты, Северьянушко! Хоть бы попа позвал, чтоб он тебя оградил.
И  верно,  попа  позвали.  Тот попел, почитал, образок Северьяну на шею повесил, пистолет водичкой покропил, да и говорит:
-  Не  беспокойся,  Северьян  Кондратьич,  а  в случае чего - читай "Да воскреснет бог".
На  другой  день  на  свету  вся  приказчикова  шайка к спуску явилась. Помучнели  все,  один  приказчик  гоголем  похаживает. Грудь выставил, плечи поднял, и глядят -сапоги на нем новешенькие, как зеркало блестят. А Северьян плеткой по сапожкам похлопывает и говорит:
-  Еще  раз оборву подошвы, так покажу руднишному смотрителю, как грязь разводить.  Не  погляжу,  что  он  двадцать  лет  в горе служит, спущу и ему шкуру.  А  вы  первым делом старайтесь бабенку эту углядеть. Кто ее поймает, тому пятьдесят рублей награда.
Спустились,  значит,  в  гору  и  давай  везде  шнырять. Приказчик, как обыкновенно,  впереди,  а орава за ним. Ну, в штольнях-то узко, они цепочкой и растянулись, один за другим.
Вдруг  приказчик видит - впереди кто-то маячит. Так себе легонько идет, блендочкой  помахивает.  На  повороте  видно  стало,  что женщина. Приказчик заорал  -  стой!  -  а она будто и не слыхала. Приказчик за ней бегом, а его верные  слуги  не шибко торопятся. Дрожь на их нашла. Потому видят - неладно дело:  сама это. А назад податься тоже не смеют - Северьян до смерти забьет. Приказчик  все  вперед  бежит,  а  догнать не может. Лается, конечно, всяко, грозится, а она и не оглянется. Народу в той штольне ни души.
Вдруг  женщина  повернулась,  и  сразу  светло стало. Видит приказчик - перед  ним  девица  красоты  неописанной, а брови у ней сошлись и глаза, как уголья.
-  Ну,  -  говорит,  -  давай  разочтемся,  убойца!  Я  тебя упреждала: перестань, - а ты что? Похвалялся меня плеткой с пяти раз забить? Теперь что скажешь?
А Северьян вгорячах кричит:
- Хуже сделаю. Эй, Ванька, Ефимка, хватай девку, волоки отсюда, стерву!
Это  он  своим-то  слугам. Думает, тут они, близко, а сам чует - ноги у него опять к земле прилипли. Уж не своим голосом закричал:
- Эй, сюда! - А девица ему и говорит:
-  Ты  глотку-то  не  надрывай. Твоим слугам тут ходу нет. Их и в живых сейчас многих не будет.
И  легонько этак рукой помахала. Как обвал сзади послышался, и воздухом рвануло.  Оглянулся  приказчик,  а за ним стена - ровно никакой штольни и не было.
-  Теперь  что  скажешь?  - спрашивает опять Хозяйка. А приказчик, - он шибко ожесточенный был, да и попом обнадеженный, - выхватил свой пистолет:
- Вот что скажу! - И хлоп из одного ствола... в Хозяйку-то!
Та  пульку  рукой  поймала,  в  коленко  приказчику  бросила и тихонько молвила:
- До этого места нет его. - Как приказ отдала. И сейчас же приказчик по самое коленко зеленью оброс. Ну, тут он, понятно, завыл:
-  Матушка-голубушка,  прости, сделай милость. Внукам-правнукам закажу. От места откажусь. Отпусти душу на покаянье!
А сам ревет, слезами уливается. Хозяйка даже плюнула.
-  Эх  ты,  -  говорит,  -  погань, пустая порода! И умереть не умеешь. Смотреть на тебя - с души воротит.
Повела  рукой,  и  приказчик  по самую маковку зеленью зарос. Как глыба большая  на  его  месте  стала.  Хозяйка подошла, чуть задела рукой, глыба и свалилась, а Хозяйка как растаяла.
А  в  горе переполох. Ну, как же - штольня обвалилась, а туда приказчик со всей свитой ушел. Не шутка дело. Народ согнали. Откапывать стали. Наверху суматоха   тоже  поднялась.  Барину  в  Сысерть  нарочного  послали.  Горное начальство  из  города  на  другой  день  прикатило.  Дня  через  два отрыли приказчиковых-то  слуг.  И  вот  диво!  Которые  хуже-то  всех  были, те все мертвые, а кои хоть маленько стыд имели, те только изувечены.
Всех  нашли,  только  приказчика нету. Потом уж докопались до какого-то неведомого  забоя.  Глядят,  а  на середине глыба малахиту отворочена лежит. Стали оглядывать ее и видят - с одного-то конца она шлифована.
"Что,  -  думают,  -  за  чудо.  Кому  тут  малахит  шлифовать?"  Стали хорошенько  разглядывать,  да  и  увидели - посредине шлифованного места две подошвы  сапожные. Новехоньки подошевки-то. Все гвоздики на них видно. В три ряда. Довели об этом до барина, а тот уже старик тогда был, в шахту давно не спускался, а поглядеть охота. Велел вытаскивать глыбу, как есть. Сколько тут битвы  было!  Подняли  все  ж  таки. Старый барин, как увидел подошвы, так в слезы ударился:
- Вот какой у меня верный слуга был! - Потом и говорит: - Надо это тело из камня вызволить и с честью похоронить.
Послали  сейчас  же  на Мрамор за самым хорошим камнерезом. А там тогда Костоусов на славе был. Привезли его. Барин и спрашивает:
- Можешь ты тело из камня вызволить и чтоб тела не испортить?
Мастер оглядел глыбу и говорит:
- А кому обой будет?
-  Это,  -  говорит  барин, - уж в твою пользу, и за работу заплачу, не поскуплюсь.
-  Что ж, - говорит, - постараться можно. Главное дело - материал шибко хороший.  Редко  такой и увидишь. Одно горе - дело наше мешкотно. Если сразу до  тела  обивать,  дух,  я  думаю,  смрадный  пойдет.  Сперва,  видно, надо оболванить, а это малахиту потеря.
Барин даже огневался на эти слова.
- Не о малахите, - говорит, - думай, а как тело моего верного слуги без пороку добыть.
- Это, - отвечает мастер, - кому как.
Он, вишь, вольный, Костоусов-то, был. Ну, и разговор у него такой. Стал Костоусов  мертвяка  добывать.  Оболванил сперва, малахит домой увез. Потому стал  до  тела  добираться.  И  ведь  что? Где тело либо одежа были, там все пустая порода, а кругом малахит первосортный.
Барин  все  ж  таки  эту пустую породу велел похоронить как человека. А мастер Костоусов жалел:
-  Кабы знатье, - говорит, - так надо бы глыбу сразу на распил пустить. Сколько  добра  сгибло из-за приказчика, а от него, вишь, что осталось! Одни подошвы.
Напечатан  в 1936 г. в журнале "Красная новь", э 11. Сказ "Приказчиковы подошвы"  по  своему  характеру  принадлежит  к группе вольнолюбивых "тайных сказов". В них звучал призыв к расправе над жестокими притеснителями рабочих -  рудничным начальством и заводовладельцамн. К сказу "Приказчиковы подошвы" тематически  примыкает  еще  несколько  произведений,  таких,  как  "Сочневы камешки" (1937), "Травяная западенка" (1940), "Таюткино зеркальце" (1941).